– Чай?

Инга ставит на стол чашку, вспарывает блестящий зеленый пакетик, плавно заливает его кипятком.

– Гадость какая! Кофе что ли кончилось?

– Кофе мужского рода, – с ненавистью отчеканила Инга.

– Наш – среднего. – Агни уже потряхивает турку над синей газовой розочкой. – И чай из пакетика, между прочим, тоже среднего.

Хочется сказать «тебя не спросила», но унижаться до перепалки нельзя.

– Я хочу круассан. Мне, между прочим, на работу еще.

– А я хочу коньяк, – парирует Агни, не оборачиваясь. – У меня похмелье.

У Инги дух перехватывает от такой наглости.

– Алка-зельцер в сумочке, – цедит она.

– Спасибо, дорогая сестричка, за трогательную заботу. – Агни жестом фокусника сбивает с кофе спесь, стучит толстым медным дном об угол стола, доводит до почти кипения и небрежно ставит турку в стеклянную пепельницу, остужаться. – Кстати, ты не переутомилась на своей работе? Я имею в виду, отпуск не планируешь? Прекрасный отпуск за свой счет на пару-тройку недель?

Инга замирает в тоскливом предчувствии:

– Во что ты вляпалась?

– Успокойся, милая моя ханжа, аборт нам не грозит. Просто пока этот киношабаш не кончится, нам лучше не светить на публике свои портреты.

Микроволновка настойчиво пищит, предлагая горячий круассан. Инга рассеянно берет фарфоровое блюдце и отдергивает пальцы: горячо.

– Я ведь просила тебя, никаких приключений здесь.

– А это должно было быть нездешнее приключение, – Агни щелкает зажигалкой, – черт, кончилась! Прекрасное, как молодой бог, нездешнее приключение. Он гондоны купить забыл, принц Датский.

– А тебя оскорбило предложение незащищенного секса, и ты его пришила? – нарочито равнодушно предполагает Инга.

– Нет, меня оскорбило такое практическое отношение ко мне у романтического героя, и, пока он ходил за резинками, я угнала его тачку.

– Надеюсь, ты шутишь?

– Отнюдь!

Клубничный джем из круассана плюхается на тарелку. Инга со вздохом достает йогурт – хороший, правильный завтрак. Не хватает свежевыжатого апельсинового сока.

– Он заявит в полицию?

– Что ты, сестричка. Я же говорю, молодой бог, начинающая звезда. Я думаю, он до мокрых штанов боится полиции и папарацци. Но случайно столкнуться на улице можете, уж очень невелик наш городок. Я пекусь исключительно о твоей репутации.

– Джем! – рявкнула Инга.

– Черт, – вздохнула Агни. – Но, детка, это отвратительная блузка. Ты в ней совершенно зеленая.

– Где ты оставила машину?

– На набережной, у причала. Знаешь, там со вчера стоит какой-то парусник.

– Знаю. Не переводи стрелки. Тебя кто-нибудь видел?

– Вся ночная набережная. Десяток гуляющих, пяток туристов, морячки какие-то. Я думала эффектно швырнуть ключи с пирса, но забыла их в машине. Поэтому немножко выпила в баре на пляже с каким-то Ромуальдом. Или Ромусом. Или Ремулом… Неважно, он был вылитый Ромуальд, но не жадничал и угостил девушку выпивкой. Тремя. Поэтому мне надо поспать, а тебе на работу. И поговори про отпуск.

Красное пятнышко джема на коралловой блузке было почти незаметно. Я зеленая? – думает Инга. – Позеленеешь тут от такой жизни. Пожалуй, сегодня для этого цвета я действительно бледновата… Господи, о чем я вообще думаю? Вот влипла! Машина, актеришка какой-то, хоть бы знать, как его зовут, отпуск… В следующий раз у мерзавки Агни будет возможность развлечься не раньше чем через месяц.

Она стаскивает блузку через голову, гудящую от вульгарного похмелья. Чай, кофе, коньяк и йогурт со сдобой и алка-зельцером – пожалуй, слишком противоречивый завтрак для скромного офисного работника.

Когда Инга выходит из дому, ее обнимает ласковое лето. Конец июля, до жары в этом году так и не дошло. После всех вчерашних приключений еще только жары не хватало, и так слегка мутит. Радостный солнечный свет режет глаза, придется достать очки. Хотя в очках-хамелеонах Инга похожа на типовую красотку с календаря. В детстве ее бы это порадовало, сейчас бесит. Впрочем, сейчас ее все бесит, спасибо Агни. Девочка-девочка, закрой все окна и двери, адское похмелье на колесиках ищет твой мозг. Придется пойти по длинной дорожке, вдоль набережной, чтобы ветерок обдул бедную Ингину голову, чтобы подняться по широкой удобной лестнице, а не ковылять по всхолмьям старого города, как принцесса после ночи любви на горошине.

Сумрачные домики с черепичными крышами сменились легкими трехэтажными кубиками, солнышко ласкает светлые оштукатуренные стены, всюду кричат афиши: приходите, приезжайте, кинофестиваль, все звезды у нас! Инга цокает каблучками мимо газонов с купками какой-то цветущей дребедени, мимо зонтиков летних кафе, мимо ротанговых стульев, мимо палаток, увешанных янтарем и керамикой, колокольчики чуть слышно побрякивают на морском ветерке. Если отвлечься от подробностей, райский уголок. Одноэтажный ресторанчик, у чистенькой желтоватой стены криво приткнута ярко-белая длинная тачка. Слишком она помпезная, неуместная, и, кажется, не только Инга так считает: под дворниками тачки заправлена квитанция, чтоб идиот водитель не портил вид. Или не водитель. В общем, тот, кто ее сюда пристроил…
Инга поспешно цокает мимо, и тут сзади ее хватают за локоть. «Ах ты сука, за платочком пришла?» Перед Ингой стоит взбешенный молодой бог в майке и длинных шортах. Юноша – мечта выпускницы, загорелый, синеглазый, волосы до плеч, и настроен весьма серьезно. Но Инге сейчас совсем не до разборок, от молодого бога Ингу тошнит еще сильнее, она смотрит на зарвавшегося молодчика, как монашка на фаллоимитатор, и осведомляется:

– Что вам угодно?

– Дурака не валяй, Регина.

Инга вежливо кривит губы в улыбку и холодно роняет:

– Оригинальный способ знакомства. Меня зовут Инга, а вы, очевидно, кто-то из актеров… Мик? Майк? Простите, у меня плохая память на лица и имена.

Герой сдувается на глазах. Он явно пытается понять – та это или не та. Конечно не та. Инга освобождает локоть, поправляет сумочку и кивает:

– Извините, я очень спешу. Всего доброго.

Она уходит, а нездешнее приключение все еще смотрит ей вслед и комкает в кулаке черно-белую бандану Агни.

У причала стоял как влитой деревянный, как будто игрушечный парусник. Дед собирал такие, целую флотилию в стеклянных бутылках, так и стояли на шкафу, невесомые и пыльные одновременно. Инга шла и думала, что в кои веки сестрица права, ей правда пора отдохнуть от договоров, проверок, заключений и выписок. И хорошо, что август, в конторе затишье. Отпустят они ее как миленькие – шутка ли, третий месяц пашет как папа Карло без выходных, дери их черти за левую ногу (Агни, замолчи немедленно!). Недели на две должны отпустить. А может быть, и больше.

Всё получилось даже проще, чем она ожидала. Пришлось, конечно, мямлить что-то про семейные обстоятельства и больную тетю, шеф сперва слышать ни о чем не хотел, но тут Агни на какой-то момент просочилась наружу. Под двойным натиском шеф сдался почти без сопротивления, всего за полтора часа. Время после победы Инга потратила с умом – подчистила хвосты и опустошила рабочее место. Скинув в ящики стола последние папки и аккуратно протерев столешницу влажной салфеткой, она разогнулась и – привет, красавчик! – увидела календарь с рекламой свежего исторического боевика. Герой июля, мечта офисных мышек: загорелый, поджарый, пресс кубиками, белые волосы схвачены кожаной лентой, над плечом – витая рукоять меча, на щеке – запекшаяся кровь. Гондоны, купить, значит, забыл, принц Датский.

В шесть вечера Инга ушла с работы. Не увезена на «скорой» с температурой под сорок, не после ночного дежурства, а своими ногами, помахав ручкой коллегам, – светопреставление да и только. В голове не укладывалось. Впереди две недели полной свободы, только бы убраться отсюда, да вот куда? Или никуда не выходить, отоспаться, брать еду на дом, отключить все телефоны…

Будешь заказывать пиццу, пиво и бурритос! – демонически хохочет Агни. – И порнуху, дорогая сестренка, не забудь порнуху! Да чтоб рассыльный был молоденький и хорошенький, особенно подчеркни при заказе! А для души по ночам выходи в интернет и мастурбируй на «Вестник юриста».

Теоретически, можно сеть на поезд и отправиться куда глаза глядят, например в Германию? Францию? Чехию? Эмираты, только Эмираты! И бедуин с верблюдом. И чтоб молоденький и хорошенький!

Инга шла и думала, хватит ли у нее сбережений на недельный курс психоанализа где-нибудь в Швейцарии. Или, на худой конец, поискать практикующего экзорциста. Да чтоб с плеткой и в рясе, молоденький и хорошенький! – завопила Агни.

На пирсе не было ни Мика, нордического героя, ни длинного белого автомобиля, вообще никого не было. У стены ресторанчика аккуратно стояли две пивные бутылки, трепыхалась под свежим ветерком черно-белая бандана, привязанная к спинке стула. Инга прошла мимо, игнорируя оскорбительное послание, а Агни прикусила язык.

На набережной стоял темный деревянный щит, прикованный цепью к столбику. К доске цвета мореного дуба настоящими коваными гвоздями было приколочено объявление, красивым шрифтом под старину: «Приглашаем посетить плавучий музей-библиотеку, с 12 до 20, суббота и воскресенье – до 21». Сейчас корабль уже не казался ни пыльным, ни призрачным, ни тем более игрушечным. Возможно, благодаря иллюзии обитаемости: палубу истово драил матросик, босой, голый по пояс. «Очарование интерьерной и пейзажной живописи в немалой степени зависит от стаффажа, – сама собой всплыла в голове у Инги фраза, подцвеченная занудным лекторским голосом. – Особенно если стаффаж молоденький и хорошенький».
В принципе да, – согласилась Агни, – зайдем?

«Чайка над морем плачет от горя…» Да прямо, так все и поверили, горе у нее! Летит с ресторанной помойки, крыльями еле машет, налопалась по самое некуда и создает романтический образ. Томас проводил глазами сытую дуру-чайку, выкрутил веревочную швабру и поплелся прятать инвентарь. Все следы пребывания туристов были благополучно подтерты, боцману не к чему будет придраться. Хотя здешний боцман вообще ни к чему зря не придирается, а если и рычит, то по существу, серьезный он мужик. Не чета всяким отщепенцам, которые и швабру толком отжать не могут, – на мохнатой красной дорожке шариками рассыпаны капли грязной воды. Том кинулся подтирать это дело носовым платком – еще не хватало напоганить у дубовой дверцы с латунными накладками. Хорошо хоть Гроган не объявился в эту минуту – сплюнул бы на своем полуваллийском что-то невнятное, и разбирайся там, ободрили тебя или сдохнуть пожелали.

Уже который день подряд у Томаса на душе скребли кошки. Не то он сам себе надоел, не то все кругом мягко намекало ему: не твое это дело, дурень, не твое, сидеть бы тебе, дурню, в углу на соломе, чертить в золе свои чертежи, не морочить голову добрым людям. Чужое место занимал Томас Мерекааренен на этом судне, а возможно, и в этой жизни. Среди посвященных, крещенных морем, влюбленных и любимых он, бедолага, студент на вольном выгуле, так и ходил – ни рыбой ни мясом. Мерекааренен, одно слово.

Внезапно латунная ручка дернулась. Дверь каюты приоткрылась, едва не стукнув по лбу незадачливого уборщика. Чудом не зацепившись каблуком за высокий порожек, в коридор шагнула девица с холодным водонепроницаемым лицом. За ней следом вышел капитан, корректный и собранный, словно в его кабинете только что и не девица вовсе была, а офицер таможни. Томас сжал ручку злополучной сочащейся влагой швабры и окончательно почувствовал себя дурным стюардом. Коридор вокруг подозрительно стал напоминать фильм «Титаник», невесть откуда вспыхнуло хрусталем и благородной бронзой бра на стене, ковровая дорожка заалела, и так же, если не ярче, заполыхали щеки у матроса Мерекааренена.

– Томас, прекрасно! – улыбнулся кэп. – Вот вы и покажете Инге корабль. Томас с нами не так давно, – теперь он обращался к девице, – но он один из лучших наших экскурсоводов. Томас вам объяснит, где у нас едят, и про распорядок расскажет. Ваша каюта номер пять.

Инга и Томас остались в коридоре.

– Вы у нас теперь… с нами? – выдавил Томас, чтобы хоть что-то сказать.

– Я не знаю, – пожала плечиком Инга. Томас никогда раньше не видел, чтобы пожимали одним плечом. – Я юрист. Кажется, капитан не против временно нанять меня к вам, пока у меня отпуск на основной работе.

– Вы любите море?

Инга опять пожала одним плечом. Томас вел ее по коридорам, поднялся с нею на палубу, показал штурвал, золотистую скамейку на львиных лапах, плетеные гамаки и деревянную резьбу. В библиотеку они так и не зашли, дверь была заперта, никто им навстречу не попался – корабль как вымер. Ну ясное дело, кто в городе, кто – в себе.

Инга шла рядом, холодная и безучастная, вежливо осматривалась, вежливо удивлялась, вежливо молчала во время Томасовых вымученных комментариев. Ну удружил капитан. Ну спасибо-расспасибо. Или это такое дисциплинарное наказание за нерадиво отжатую швабру – выгуливать по кораблю офисных снегурочек, чтоб не сказать щук мороженых.

Инга шла вслед и целеустремленно давила в зародыше желание от души заорать и зашвырнуть подальше в море лаковые туфельки. Сумка, вишневая кожаная сумка со всем необходимым – мобильник, ручка, россыпь пластиковых карт, – оттянула плечо. Очень хотелось есть. Еще мучительнее – спать. Утро этого дня отделялось от вечера считанными часами рабочего дня и толстым слоеным пирогом происходящих невозможных вещей. Какой корабль? Какой, к черту, отпуск? На пустой террасе ветер треплет черно-белую бандану героини, камера отъезжает назад, тоже мне кино не для всех, культовая драма.

– Томас, – жалобно сказала Инга, – мне, честное слово, очень неудобно. Но у вас тут где-нибудь курят?

Стаффаж, оживляющий пейзаж. Тонкий девичий силуэт, юбка развевается, локоток отставлен, продолжение изящной кисти – длинный мундштук. Тьфу! Это ты, мерзавка? Твои штучки?

Матрос опешил от вопроса. Вопрос нервировал матроса! – ликовала в глубине чертова сестренка.

– Да, конечно, у нас тут много кто… и я тоже. И вы? Вот сюда, не споткнитесь, тут ящик с песком, – заторопился увалень Томас.
Надо же, а с берега таким ловким парнишкой казался. Инга нашарила в сумочке узкую твердую пачку, выудила наугад, зажигалка не желала выплевывать пламя, но бывалый моряк Мерекааренен пришел на помощь даме и преподнес трепещущий лепесток огня.

– А вы, наверное, трубку курите? Нет? Жаль, вам бы пошло. И запах от трубки такой мужской, надежный…

Господи, это же не Агни, это я. Что я несу?..

– Спасибо вам, Томас. Жаль, что библиотеку не осмотрели, ну ничего, еще сто раз успеем. А здесь всегда так пусто? Мы завтра утром увидимся, ваш начальник сказал, чтоб не позже восьми. Я вообще редко курю… Скажите, а кофеварка у вас есть на борту?.. Нет. Не люблю. Не знаю, зачем спросила. Спасибо, я тогда… До завтра.

Томас, решительно затушив свежезакуренную сигарету, галантно проводил барышню до трапа и учтиво раскланялся. Только что ножкой не шаркнул, – прокомментировала язва Агни.
* * *

Дорогой Иероним!

Я не писал тебе несколько дней, да ты все равно не заметишь разницы. В жизни моей не происходит ничего нового, как ни горько это признать. Еще месяц назад мне казалось, что сказки сбываются, что началось лучшее приключение в моей жизни, но должен признать, я всего лишь в очередной раз сменил клетку на клетку, как глупая пешка у плохого шахматиста. Ты помнишь, отец всегда говорил, что верный признак лодыря и балбеса – неосмысленные ходы, сделанные просто так, бездумно. Здесь, на «Птице», немало людей, которыми отец был бы доволен, – волевые, решительные. Даже девушки такие есть. А я вот – дурак дураком. С тех пор как начал тебе писать, в редком письме не жалуюсь на свою никчемность и расхлябанность. Ну ничего, зато со шваброй управляюсь почти виртуозно. Когда научусь ее должным образом выжимать – не насухо и не слишком слабо, «по-старушечьи», как говорит боцман, – узнаю у Сандры, нет ли каких международных сертификатов по мытью пола. Думаю, сдам с отличием. Такая перспектива помогает мне с оптимизмом смотреть в будущее: если наука пойдет студенту Мерекааренену не впрок, он сделает карьеру уборщика экстра-класса.

Вчера в нашу морскую семью влился очередной новичок. Я уже привык и к частым обновлениям состава, и к постоянной суете, но иной раз мне кажется, что, если бы вся команда по списку одновременно собралась на палубе, мы бы там просто не поместились. Йозеф сказал, чтобы я не ломал себе голову и не беспокоился. Да я не беспокоюсь. Когда я рассматриваю очередную волну посетителей, уже с гарантией могу сказать: этот останется, а этот очень хотел бы остаться, но не решится. Иногда мы даже специально заходим в какие-то потаенные местечки, прибрежное захолустье, где кто-нибудь или покидает нас, или, наоборот, приходит, чтобы работать на «Морской птице». Чего уж тут, я и сам так пришел, а довольно скоро уйду… Кстати, пока я еще тут, попробую научиться некоторым полезным вещам. Например, курить трубку.
* * *

Дорогой Иероним!

Кажется, сейчас я скажу тебе одну вещь, в которой не признался бы даже себе еще два дня назад. Наверное, это ересь, но это письмо все равно будешь читать только ты. Представь себе, Иероним, я не люблю море. Ох, сказал – и облегчил душу. Справедлив вопрос: а что ты в таком случае делаешь на борту, да еще на таком прекраснейшем корабле, как наша «Птица»? Отвечу: я это понял совсем недавно, а до того искренне считал, что очень люблю море. На самом деле, море мне приятно, но не более того. Также я люблю смотреть на горы, на пустыни, на огромные шумные города и одинокие домики в лесной глуши, но ни за что не стал бы там жить. Очевидно, именно это и вставало между мной и такими людьми, как Йозеф и Сандра, мне было одиноко среди наших мореманов, как слепому на выставке картин или глухому в филармонии. Интересно, моя нелюбовь к морю – она видна снаружи? Все всегда говорили мне, что я бесхитростный, у меня все мысли наружу. И если это правда, то почему капитан все же взял меня в плавание?

Трубку курить оказалось гораздо сложнее, чем сигарету. Она у меня все время гаснет. Йозеф помог мне выбрать хорошую, подобрать табак оказалось сложнее, зато теперь у меня есть настоящий кожаный кисет. Его мне подарила девушка Кэти, их фрегат стоял неподалеку, и она пришла к нам в библиотеку. Я мог бы ее описать, но не стану, письмо и так длинное, ты ведь не обидишься на меня за это? Скажу только, что Кэти чудесная.

Знаешь, Иероним, та новенькая, Инга, оказалась юристом. Она пришла к нам ненадолго, возможно всего на полтора месяца. Инга, кажется, очень хороший юрист, нам такой нужен. На нее сразу свалилась просто гора работы, Сандра сказала, что кэп ею не нахвалится и попробует уговорить остаться в команде и не покидать нас. Инга говорила мне, что решила провести отпуск так, как ей хочется, и потому пришла на «Птицу». Но мне кажется, это очень странно, Иероним, ведь она практически безвылазно сидит в юридическом отделе, только вечерами выходит погулять на палубе. Конечно, она не участвует в вахтах. И еще – она тоже не любит море. Нас таких теперь двое.
* * *

Агни, увидев Томаса с трубкой, зашлась самым бесстыдным хохотом. Томас посмотрел на нее с легкой укоризной, и Инга, спохватившись, извинилась и пригласила его к себе выпить чаю.

О! – восхитилась Агни. – Нынче к чаю пирожок! А мне дадут попробовать?

Инга, внутренне взвыв, задавила поганку на самое дно и мило улыбнулась Томасу:

– Черный? Зеленый? Апельсиновый?

Томас сидел на краешке скамейки и отчаянно краснел. Каюта номер пять дышала чистотой и опрятностью. На столике стояли две кобальтовые чашки с золотой сеточкой, три яркие пачки чая в пакетиках, наломанный дольками шоколад на блюдечке и коробка с имбирными пряниками. Пряники – стратегический запас – притащила с собой Агни, Инга была равнодушна к мучному, но сейчас они пришлись как нельзя кстати. Томас несмело куснул белое глазированное сердечко и поблагодарил за восхитительный чай. Разговор не клеился.

А он не дурак пожрать, – вскользь заметила Агни, – гляди-ка, уже три пряника слопал!

Пряники и вправду исчезали мгновенно.

– И на здоровье, – машинально отозвалась Инга, – была бы охота. Боже, Томас, кушайте! А хотите джема? Я сейчас достану.

– Нет-нет, не надо, – перепугался Томас. – Я хотел спросить, Инга. Вам не скучно у нас?

Ай да матросик! Без пряников не заигрывает! Сейчас предложит пошалить! – измывались внутри.

Но Инга лишь недоуменно подняла брови.

– Ну… вы же целыми днями за работой, всякие договоры, поставки-отгрузки, это, наверное, очень утомительно.

– Ах вот вы о чем, – улыбнулась Инга. – Нет, что вы! Наоборот, я так рада, что оказалась тут. Вы бы видели, какие сокровища припрятаны в здешних архивах. Недавно я отыскала договор о продаже экземпляра «Младшей Эдды». Копию, конечно, но копия четырнадцатого века, представляете? Это же с ума сойти! На староисландском, Томас! Слава богу, с параллельным переводом на английский, а сама купчая была составлена…

Так, сестренка! Еще наддай, клиент уже теплый.

– Я бы ни за что не поверила, если бы в руках не держала. Понимаете – это настоящие вещи. Любой юрист что угодно отдал бы, чтобы в этих архивах порыться. Библиотекарь сказал, что оригинал документа вообще на рыбьей коже написан. Представляете, Томас? Торфин Торвальдсон, бонд, передал книгу. Дорого взял, кстати, что-то вроде цены коня серебром. А это для Исландии бешеные деньги. И как составлено, каким слогом! У нас поэмы не так захватывающе читаются, как у них простой договор…

Томас сидел с дурацкой улыбкой и завороженно слушал ее излияния. Господи, ему и правда это интересно! Нас таких теперь двое.

– Томас, а ваша фамилия – такая странная – она что-то означает?

Тот поперхнулся и, глядя светлыми глазами, ответил:

– Это эстонская фамилия. Мой дед эстонец. Мерекаарен – это по-эстонски «морская птица». Баклан.

Как удачно! Вы с кораблем тезки! – прощебетала Агни. – Баклан, кто бы мог подумать!

– Подождите, Томас, одну секундочку.

Ну уж хватит! Повеселились, и будет. Ты у меня повеселишься… Инга металась по каюте в поисках Агниной сумки. Ты у меня допрыгалась. Тааак… А это что такое?!

Не смей! Это мое!

Под кроватью уютно расположилась пузатая приземистая бутылка с пальмами на лазурной этикетке. Ром. Золотистый. Ямайский. Початый почти на треть. Инга схватила ее за горло – эх, Агни бы так схватить – и с наслаждением вылила прямо в раковину.

Ты охренела, подруга? Совсем сбесилась?!

В голове полыхала ледяная ярость. Пустая бутылка полетела в мусорное ведро.

– Извините, Томас. Внутренний конфликт.

– Д-да… Трагическое рассогласование… Понимаю, – ошалело пробормотал гость.
* * *

Дорогой Иероним!

Недавно Инга пригласила меня в гости. Я даже не знаю, что и думать. Она совсем, совершенно не такая, как мне сперва показалось. Я думал, она просто обычная девушка – ну знаешь, вроде девчонок из нашей группы. А на самом деле Инга абсолютно другая. Я очень рад, что подружился с ней. Она удивительная… Прости, Иероним, я допишу позже.
* * *

Инга проснулась, когда дорожный будильник повторил фразу из «Маленькой ночной серенады» в третий раз. Голова была тяжеловата. Не так, как после загулов Агни, но близко.

А ведь вчера легла спать вовсе не поздно. Немного почитала и заснула над книгой, даже не погасив ночник. Или погасив?

Но уж зубы-то точно почистив. Тогда, скажите мне, господа, какого черта во рту табачная фабрика? А еще скажите мне, господа, что здесь делают все эти предметы?
На тумбочке, прямо поверх раскрытого Бёлля экзотической закладкой лежал алый кружевной бюстгальтер. Черные джинсы с вывернутой штаниной валялись на вишневой блузе с цыганскими рукавами, из-под одежной кучи выглядывал кожаный нос сабо. Второе сабо каравеллой со снесенными парусами плыло к двери.

– Черт! Черт-черт-черт! – Инга вскочила, пошатнулась и, уже ловя равновесие, увидела себя в зеркале: бледное лицо, всклокоченные волосы, расстегнутый ворот пижамы и багровое пятно чуть ниже ключицы.

– Агни, мерзавка, что ты вытворяешь? Опять за старое? Мало тебе твоего актеришки? Как его звали?

– Ммм? Мик, кажется, – отозвалась далеким эхом Агни. – Я сплю, дорогая сестра, сладко сплю, плохим девочкам тоже нужно спать.

– Кто? – ледяным тоном спросила Инга.

– Дед Пихто, – зевнула Агни. – А ты о чем вообще?

Инга, разъяренная и несчастная, рылась в чемодане в поисках хоть чего-нибудь с высоким воротом. Наворачивать платок вокруг шеи не хотелось. Замазать тональным кремом? Пудрой?

Муку на камбузе попроси, – елейно прожурчало внутри. – У здешнего повара хааааарошая мука. Крупитчатая. Скажи, для юридической работы, тебе не откажут.

Только не с коком, в ужасе подумала Инга. И не с доктором, ой нет, я умру сейчас, стыд-то какой!

Подходящей блузки не было. Была черная шерстяная водолазка. Инга натянула ее, чуть не плача, и тщательно припудрила синяки под глазами.

Лапочка! – восхитилась Агни. – Невеста Дракулы. После мрачной брачной ночи. Настоящая леди, не чета всяким морским разбойницам.

Дрянь. Господи, какая дрянь… И что теперь делать? Идти на завтрак? А если все-таки кок? Инга представила, как кок кружит возле нее воркующим голубем. Механик? Штурман? Кто-то из матросов? Или из пассажиров?

Она вышла на палубу. Счастье какое – никого, кроме этого смешного парня.

Томас, смущенно улыбаясь, мял в руках ветошь, которой только что протирал поручень.

– Доброе утро, Инга. Ты еще не завтракала? Я бы мог сварить кофе.

– Кофе, – почти беззвучно повторила Инга.

– Ну да. Ты выглядишь невыспавшейся. Я… извини, я тебя ничем не обидел?

– Ты? Ну нет, что ты. Никаких обид. Ни-ка-ких! – И, развернувшись на каблуках, она побежала в свою каюту.

– Агни! Агни, проснись, мать твою, или…

– Или что? Разбудишь меня пинками? Вытащишь из постели за волосы? Подвиг барона Мюнхгаузена в дамском исполнении, публика в восторге, оркестр – дробь, исполнительница в болевом шоке.

– Зачем тебе понадобился Томас?

– Он, лапочка, не мне, он тебе понадобился. А я просто решила немножко вам помочь. А то пара девственных пентюхов так и будет болтаться на этом корабле до списания по старости. Ты ему будешь рассказывать про договоры, а он млеть и одобрительно мычать. А тут смотри – всего-то полчаса томительного перещупывания, и тебе уже варят утренний кофе. Я бы поблагодарила. И оцени, самое дорогое он для тебя сохранил.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что на стадии петтинга клиента переклинило. Он, видишь ли, не может девушку завалить в койку, не отпросившись у какого-то Иеронима. Ты не в курсе – это папа, друг или бойфренд? Если последнее, гони дурака в шею. Би – это не наш сексуальный выбор.

– Убью! – взревела Инга. – Сука!

– А ты собака на сене. Тоже сука, кстати, та еще. Сам не гам, и другим не дам!

– Агни! Я тебя ненавижу!

– А я тебя. Иди умойся, дура! У нас рожа общая.

За дверью орали и бесновались на два голоса. Второй голос, сочащийся ядом, Томас узнал не сразу. Вчера она была совсем другая, хотя тоже изрядная стерва.

Когда он, постучав для приличия, вошел, Инга лежала, уткнувшись в подушку, чтоб не выть на весь коридор.

– Я случайно услышал кое-что. Инга, Иероним не папа и не любовник. Он… Это очень странно, но, думаю, вы меня поймете – и ты, и твоя… сестра. Думаю, вы обе ему понравитесь. Потому что мне ты очень нравишься. И Агни тоже.
* * *

Дорогой Иероним!

Я довольно неаккуратно веду нашу переписку, но, полагаю, ты меня простишь. У нас новости, и, наверное, хорошие. О, мне бы хотелось, чтоб они были хорошими. Кажется, когда я думал, что эти каникулы на корабле будут самым большим приключением в нашей жизни, я даже не знал, насколько окажусь прав. Иероним, я даже не знаю, что теперь и думать. Через месяц кончается отпуск Инги, и она возвращается домой, хотя капитан не теряет надежды уговорить ее остаться. Ты же понимаешь, если она останется на корабле, я, наверное, тоже буду с ней. Если же нет, то университет есть и в Т., и там такой же мехмат, как и у нас. Надеюсь, ты примешь мое решение.